Андрей Левкин. Вена, операционная система (Wien OS). М.: Новое литературное обозрение, 2012. 176 с.

Прошлый год был богат на книги дважды необычные – во-первых, в новом, еще неистоптанном жанре травелога, во-вторых, пытающиеся нащупать, вскрыть что-то новое не только в описываемых городах, но и в рамках заявленного жанра. Я имею в виду прежде всего замечательный «Город заката» Александра Иличевского об Иерусалиме и книгу Андрея Левкина о Вене.

Вена, имперская столица в прошлом, буржуазный тихий город ныне, кажется, должна была бы противиться тому неформальному подходу, что практикует с ней Левкин. Вена скорее благосклонно допустит фундированные научные исследования, солидные тома. Левкин, кстати, цитирует в паре мест основопологающего веноведа Шорске (о нем и других последних исследованиях Вены мне приходилось писать в журнале издательства, выпустившего эту книгу), а саму специфику венского сопротивления прекрасно чувствует, отмечая, в частности: «Им вот что надо было сделать: вернуть себе ощущение венского ценностного вакуума. Потому что, впав в государственное ничтожество после двух мировых, они как-то слишком заросли мясом. Надо было обнулить пространство».

Но это в целом, метафизический призыв. Так же – книга как раз о пространстве и его ощущениях. Своих географических, вкусовых и даже телесных воспоминаний и их утрат. Ведь «все на свете – ах, осталось лишь вздохнуть – было липким от каких-то бесконечных связей, от их переплетения: к середине, даже уже в конце середины жизни они начинали душить, свалявшись в войлок». Книга, надо отдать ей должное и заодно предупредить читателя, который ненароком возомнит тут банальный путеводитель, во многом о поиске того языка, которым оптимально можно выговаривать пространство: «Но тогда проблема: если попадаешь в такие свои, дополнительные ко всему прочему, места, то их надо бы зафиксировать, пусть словами. А это сложно, потому что слова будут связаны с привычной реальностью, а она тогда – как ее ни искажай, описывая, — затянет в себя».

Хотя, конечно, сугубой зауми и теории пугаться отнюдь не стоит. Во-первых, Левкин написал очень не снобистскую книгу – здесь есть о том, как сложновато ему самому освоить немецкий и что, например, в отеле не повезло с кофеваркой и водопроводом. Во-вторых, она местами по-хорошему смешна: «жлобский» общественный туалет в Хайлигенштадте мало того что просит 50 центов, так и требует совать их в турникет одной соответствующей монетой. В-третьих, с «редкими» фактами там тоже полный порядок – чего стоит хотя бы история о том, что в венском Гюртеле изначально сделали левостороннее движение, или как кремлевские куранты после ремонта в XVIII веке начали играть «Милого Августина», мелодия разнеслась над Красной площадью…

Но «Операционная система» все же не туристична, она скорее антитуристична, отсылает к методам психогеографии (у нас практикуемых А.Лебедевым, К.Кобриным, и Г.Шульпяковым), опытам беньяминовских фланеров. Поэтому и идет герой Левкина (да, скорее всего, сам Левкин) не в Шенбрунн, а проезжает мимо ООНовского центра (Vienna International Center, или VIC, или просто «вичный центр», как говорят местные, замечу уж от себя), дальше, где Дунай, где выезд на шоссе к Братиславе, где торговые центры, а потом вообще пригороды и поля вокруг шоссе, где вроде бы солнечно, но всегда такой ветер с Дуная… Хотя это я уже о своей последней Вене, а Левкин между тем решил, например, освоить все конечные станции метро. Ведь в Вене важны частности, нельзя обобщать: «В городе Вене – в силу его заполненности различными, чрезвычайно плотными связями – нехорошо употреблять обобщения». Зато вполне можно фиксировать свои ощущения от одиночества, а не людей: «Социализация? Что социализация, когда есть электронная почта; будто сейчас кто-то знает, что я в Вене. А для локальной в городе хватит и двух знакомых официантов в забегаловке на соседнем углу…» (в книге вообще очень малолюдно, нет людей, есть зато – «свойства без людей»). А для просветления, особенного венского, такого кофейного, одинокого и странного просветления, сгодится любое, лишь бы не шибко туристическое место: «Ведь я фактически занимался тем же захватом пространства – видимо, Вена предназначена для подобных акций. И от нее не убудет, и остальным приятно. Это же пустой – в некоторых зонах – город, и в нем можно это делать, заодно приходя в себя после всех вариантов, когда ты был не собой, когда приходилось им не быть» (то есть «to lose yourself along the way», как пела группа, одноименная одной из линий венского метро U2).

Просветление, то есть ощущение какого-то собственного точного что ли, фундаментального присутствия в хронотопе, посещает левкинского героя, заметим в скобках, в курилке под мостом, на холодном бордюрном камне (насморк в расплату). Но это не есть центральная точка повествования, которое – дискретно. Вот речь о местной фонетике (если вы знаете немецкий, не думайте, что знаете австрийский немецкий – это «две большие разницы» в произношении, что так и есть), вот озабоченность поиском какой-нибудь снеди на вечер, вот рассуждения о венских акционистах, а потом о том, что Вена не имеет своего запаха, разве что «пятна запаха». Но ой, как не прост этот город, он обманчив, что гоголевский Невский, даже в банальных мелочах: «А вот же в чем тайна Шоттентора: вроде бы обычный переход, как в метро или под площадью. <…> Но если посмотреть в сторону трамвайной остановки, когда она пуста, то все это оказывается, оказалось не подземельем: за остановкой у перехода нет крыши, там – открытое пространство». Поэтому только настраивается еще венская операционка, еще сбоит, идут глюки, только нащупывается программа, то есть – язык говорения о Вене, а повествование подернется даже сюрреалистической дымкой: «представишь себя зайчиком с лиловой левой задней ногой <…>. Или превратиться в большую металлическую женщину, держащую в руке букет незабудок <…>. Или вообразить себе хождение между спагетти, по дну тарелки…»

Повествование ведет себя даже не как OS, а как Wi-fi – ищет какие-то психогеографические ориентиры, те точки в городе, которые бывают «дырками куда-то». Башня Дураков на Sensengasse, распивочная «Под вкусным червяком», а вот и о родной для рассказчика Риге или московском Кривоколенном в 70-е… Отрывки на немецком и английском… Новые термины-понятия типа «кноррика» и «капчи» (не той, что в Интернете с ботами борется, а – см. текст). И все потому, что «да, важнейшие части жизни остаются незамеченными только потому, что им не нашлось термина. Или просто рассказанной истории, в которой они бы действовали».

Их можно постараться описать. Можно воспеть «первую личную утрату» в Вене – исчезнувшее граффити (из моей же последней Вены – граффити про свободу Pussy Riot в подземном переходе к VIC’у). Можно приобрести себе личные воспоминания (нарастить оперативную память) – на блошином развале Naschmart’a «купить, например, бытовую финтифлюшку, а потом – будто она всегда была твоя». Можно стать фланером эпохи беспроводного Интернета и биться над вопросом: «в чем, eigentlich, состоял смысл этого самоисследования, то есть самоидентификации через метро? Чтобы а) выскочить за пределы шума, б) оказаться по ту сторону границы окаменения, постоянно происходящего на данном свете, и таким образом перейти к своей не окислившейся сущности». Можно почти «прорваться на ту сторону» — «ну, не сказать, что результата не было, — был, даже приятный, хотя и не прагматичный: я стал быть аккуратно подвешенным в воздухе, выпав из общественных процессов, имея в виду производство социальных смыслов».

Заработала ли операционная система, обретен ли язык для говорения Вены? Автор в пути, а книга не манифест, а поиск. Тем интересней примкнуть к нему.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>